Его визитной карточкой могли бы быть эти строки:

«Когда под мостом бурлит вода среди льдин,
Я иду по улице с драконом и кипой картин,
Я могу цитировать Дэвида Бирна и Брайана Ино,
Если на углу появится пришелец из соседнего мира.
Могу играть на гитаре, медитировать в окнах,
Путь передачи моего альтер эго в пространство…
Ах, в этой стране между Томском и Петербургом
Читал Достоевского, Пушкина, мировую культуру,
Остался с пятаком, но не намерен меняться,
Выступал в подвалах как звезда кордебалета,
Ты можешь пугаться, можешь смеяться -
Я конструирую Леонардо Да Винчи в горном Тибете...»

Его принимают не все. Его понимают не все.
Вообще-то Вельвет и сам, улыбаясь, признается, что не всегда может объяснить, о чем его песни и стихи... Они похожи на сновидения, а в них, как мы знаем, непоследовательность и алогичность вполне допустимы, и это не только не пугает нас, но делает сон более увлекательным.
Образы в снах часто бывают непостоянны и могут трансформироваться из одного в другой. В них свободно смешиваются пространства – настолько, что большое может оказаться внутри малого. В них легко совмещается несовместимое...
Неправ, однако, будет тот, кто воспримет стихи Вельвета всего лишь как затейливые игрушки…
Вельвет часто приписывает даты к своим стихам, но совсем не нынешние дни и месяцы, а годы из разных столетий, даже тысячелетий. Он считает, что так стихи выглядят «человечнее». Наверно... Но точнее было бы сказать, что Вельвет подтверждает тем самым наличие у человечества вечных ценностей (их не так много). Подтверждает, что есть нечто, сказанное раз и навсегда – неважно, произнесено ли это в Атлантиде или в Аркадии, в 695 году до Рождества Христова или в 1290 году после. Все главное неизменно! Разными являются лишь оттенки переживаний…
У Вельвета поразительное чувство сопричастности Вселенной. Он – ее пульсирующая частичка. Он видит свой дом - «в телевизоре уличных звезд», Он чувствует себя в этом мире - «среди братьев и сестер в Океании моей комнаты». Ему «сказал кто-то, что все люди идут сквозь Вселенную», и он не просто поверил, но ощутил это всем своим существом. И потому может написать: «лежа спиной на земле, я повторяю линии звезд»... А еще он умеет «темнеть пещерой в глубине древнего грота» и «дышать облаками в мире звезд крохотным островом»…
Своими стихами Вельвет отзывается на главную беду современной цивилизации, которая состоит в потере универсального мифа, делающего осмысленным человеческое существование. Следствие этой потери – «траектория пустоты»: «тело выполняет трюки и движется в гонке», а «узоры, фигуры, черты и цвета в мире денег надломлены в плоти бело-гипсовых глаз». И «трудно жить среди фигур, смотреть в пространство смертельной тоски».
Мир, забывший о красоте и благодати, становится жертвой лишенного духовного измерения технического прогресса.
«Когда-то Земля была местом, поражавшим воображение…» Помолчим. Пауза - 4 такта...
Новое время родило новых людей. Почему-то многих хочется спросить, как спрашивает Вельвет: «Кто так крепко тебя забальзамировал?» А куда пропала Женщина? Впрочем, «откуда быть даме там, где нет неба»…
И все же - «временами мы живы». И «воспоминания об оставленном доме заставляют мысли вращаться, и цепкая память наполняет смыслом зеленоватый шум лесного прибоя». И это прекрасно!..
У Вельвета есть потрясающая строка: «Не оставайся надолго в тени – сломаются крылья…» Помолчим еще. Теперь 8 тактов паузы…
Вельвет целиком принадлежит третьему тысячелетию: электронная музыка, драйв, нерв. Но его стихи надо читать неспешно. Как дегустировать вино. Не сразу ощущается вкус: прочувствуйте, «проживите» его... От стихов Вельвета, как от хорошего вина, остается чудное «послевкусие».
Ему трудно подражать, потому что он владеет тайной завораживания.
Стихи Вельвета – это ритуально-магический театр. С помощью масок, всевозможных и невозможных аксессуаров, декораций, с помощью света, цвета, звуков Вельвет, как актер-медиум, вводит читателя в состояние, когда у того рождается собственное чу-в-с-т-во. Оно приходит не через логику, оно возникает как результат интуитивного восприятия стихов.
На сцене Театра Вельвета живут античные боги и рок-н-ролльщики, драконы и ангелы, отшельники и «дальнобойщики» межзвездных рейсов. Они могут быть одеты в пиджаки, «скроенные в ритме улиц», а могут быть «закутаны в китайское небо». Могут ездить «сквозь Сатурн на танке», охотиться на тиранозавра, а могут быть утонченными натурами и театральным жестом вскрывать «ножом полоску конверта».
В этом театре можно услышать голос тишины: как «клюет тихонько рыба, насвистывая Дао», или как восхитительно шуршат «шелковые сны». Но Вельвет может внезапно обрушить на наши головы громыханье грома, звон колоколов, свист поезда…
Его Театр наполнен музыкой. В оркестровой яме спрятались скрипки и альты, валторна и контрабас... Вивальди, Моцарт, Бетховен… Хотите нечто совсем другое? Пожалуйста - «симфония Сида звучит обломками мачт».
В Театре Вельвета царствует танец. Сама Терпсихора спускается на сцену «со ступеней ветра и сна». Здесь могут танцевать все, обнявшись, под старую пластинку. Здесь можно устроить умопомрачительные танцы на льдинах – так, чтобы почувствовать, как «вены забились на полноводном повороте» и «сердце, стряхнув пепел», забилось, наконец, в грудной клетке... В Театре Вельвета танцует ветер в ладони гадалки, танцем может стать голос. И даже ты сам становишься «танцем столетнего лета»…
Здесь звучат магические голоса Вертинского и Марлен Дитрих, наполняя Театр ароматным дымом ностальгии и набрасывая на него тончайший флер изысканности. Здесь выступает танцующий на шкале радиоволн Король Диско, держа микрофон, «словно огненный шейх»...
На сцену своего Театра выходит иногда с гитарой и сам Вельвет.
Зазвучит печальный саксофон – и, мгновенно превратив сцену в «кафе своей памяти», он исполняет «на блюдечке блюз твоего пистолета у виска». А может спеть нам классный рок-гимн в честь Майка Науменко. Или вместе с группой «+Ангелы+» прокричать всем:

«…И пусть, пусть здесь нет ничего,
И ты, ты погружен в себя с головой -
Потому что никто не может быть вместе,
Но мы можем быть Рок-н-ролльщиками
Во Вселенной!..»

… Ему бы подошло жить на Монмартре, которым он «бредил в тирольской стране»... Впрочем, Вельвет создал в стихах свой Монмартр, по которому свободно разгуливают художники, музыканты и поэты. Да он и сам - не только поэт и музыкант, но и художник: иначе разве мог бы он написать: «сквозь танец рассвета облако поднимет слезу…»? Вы ведь увидели растворяющуюся в рождающемся утре каплю росы?..
Где находится Театр Вельвета? Туда точно «не ходят рельсами, не бродят часовым поясом»… Пусть «эхо крикнет из окон, сухой посох уткнется в траву»…Выходите на «дорогу–69» - ее легко отыскать по «музыке гремящих джиннов». И пусть на пути Вам встретится «никто, и ответом ему завтра будет любовь»…
«Все люди идут сквозь Вселенную» - почувствуйте и Вы это. И тогда непременно найдете «ворота космоса», за которыми Вас встретит и проводит в свой Театр сам Вельвет…

***
Я вовсе не утверждаю, что он – гений. Мне просто нравятся его стихи.

Я не знаю его настоящего имени. Let it be.
Мне нравится, как он написал:
«Когда я сливаюсь с Вечностью, я чувствую спокойствие и нирвану. Благодарю тебя, Господь, за то, что ты крадешь мое имя во имя букашки, светлой Коровы. Меня насильно сделали человеком, и я стараюсь молиться эбонитовой палочке, встроенной в деку. Безжизненно тело у трапезы духа. Соединяясь с горстями радости, на костылях разума я ковыляю навстречу бескрайним равнинам…»

Старик МО
Меня зовут Мо, я работаю в небольшой мастерской,
На стоянке у обочины межзвездной дороги,
Мой чулан набит галактическими грейдерами и прочей ерундой,
Но сегодня я не занят и пью кофе, усевшись на ступеньках порога.
Из динамика с треском звучат знакомые «Битлз»,
Где-то под верстаком уютно прячется томик Лермонтова,
Мои слушатели – дальнобойщики сверхскоростных рейсов,
Дай Бог им здоровья жить здесь после странствий по свету.
Где-то в сияющем прошлом – дыра, что превратилась в будущее,
Зеленая трава голубой звезды стала бурой от времени,
И газовая горелка греет жарче луны, когда ты в шезлонге,
Где две зари на рассвете, и на закате – две тени.
Когда-то Земля была местом, поражавшим воображение,
Ко мне и сейчас приходят ребята и просят сценарии фильмов, -
Старик Мо всегда готов поболтать, узнав ваше мнение
По заглавным буквам в мелькании титров.
В ангаре в саду растет дерево с планеты R-20,
Говорят, у него в этом году – цветенье в сто лет,
А я по-прежнему идеалист со старинной монетой в кармане,
Среди язычников и богов коротаю свой век.

АМАРЕТТО 
Апрель в разрывах голубого неба дышит прозрачной кислородной маской,
Подснежник под ручьем горит лиловой тенью искр,
И голос обогретого луной чарует сказку,
Бежит вперед, на девичий ночной весенний пир.
Корабль стоит, упершись лучами-веслами в улыбку,
Танцуют льдинки в башмачках деревенских, крохотных цветов,
И сладкий вкус поцелуя с ароматом амаретто
Бредет сквозь лес, наполнив душу корнями облаков.
Малина в кротком платье, обогнав повозку,
Согнула лук святой осины как снегов трамплин,
И поезд проскочил туннель, и свистнул в воздух,
Когда пчела проснулась от шуршания картин.
Царь Кандид шокирует зверей ковровой песней,
За берегом - подол намок рыбачьей сетью,
Звала заря понежиться и полениться паутиной древней,
Приказав телам капелью окунуться в наважденье.
Седой мох открыл лицо и радуется сучьям,
Его пальцы обдувает ветерок чуть сонных зерен,
И паучок в дупле готовит дар паучий,
Среди ненаглядных звезд ночных соткав свой Орин,
Смеясь в рукав так тихо, как в столетие,
Пока над городом летят драконы в вышине,
Их сила в длинной бороде несет знамение,
И воин-арабеска спит кальяном в своем чудном сапоге.
503 год

                                        ***
Не оставайся надолго в тени - сломаются крылья,
Достоинства классического образования заключаются в том,
Что в мыслительный аппарат помещается линза,
Которая фокусирует зло и добро,
И может, один из нас формулы сводит,
Другой в стену гвоздь вбивает молотком,
А дети в пеленках уже заняты хобби,
И черпают свет сквозь резное окно.
Узоры, фигуры, черты и цвета в мире денег
Надломлены в плоти бело-гипсовых глаз,
Математически верная траектория-вектор
Отдает душе пустоту и алмаз,
И грейдер, чей ковш трамбует просеки,
Любовно роняет небосклон на песок,
Сегодня я сжег свои старые помыслы,
Исторически вкладывая в концепцию слог.
Слог красочный, древний, знаковый в книгах,
А книги - повсюду, стена и лицо,
Кто тебя так забальзамировал крепко? -
Ты выглядишь по-прежнему бодро и хорошо,
Знакомы ли тебе человеческие иллюзии и цифры,
От которых темно, как за частоколом ограды,
Через которую не прорваться на модном автомобиле,
И траектория пустоты вдруг пахнет ладаном.
Другие моменты приходят в нашу жизнь мимолетно,
Сознание четко фиксирует границы и рамки,
А тело выполняет трюки, и движется в гонке,
И Белый Кролик со смехом плещется в ванной,
Ленивый, дотошный, тошнотворный писатель в пижаме
Уже рисует пером классический профиль,
Не позавидовать тому, кто в эпоху перемен
Сгорел в арифмометре пустой траектории.  
1772 год

ТИРАНОЗАУРАС

Я поедал машины в фешенебельном соусе,
В супе из алфавита купался дымчатой шкурой,
Лучом света входил в темные океаны глобуса,
И рассказывал сказки - это время любви и Амуров.
Строил фразы, размышляя о судьбах небоскребов,
Глядя в замочную скважину на хвощи и скалы, -
Исполинское чудище с интеллектом природы,
Я складывал из компьютеров марсианские храмы.
Вот идет человек, двуногий как ветер,
Мы разные люди, - сапиенс и Тиранозавр,
Я научил его своему мелодичному пенью,
Он знает мой голос, но ему препятствует табу.
Где же мой друг, что рисует странные знаки? -
Печально брожу по этой грязной планете,
И дождь бросает мне вслед туманные капли,
Один, словно призрак - на пустой автостраде.  
1963 год

Там, где поляны наполнены зеркальным танцем, Лесная феечка дует в ухо свирелью,
Леди, подобрав юбки, ступает по кварцам,
Празднуя хор геометрии в куполе неба.
Лепесток губ рассыпался нотами слов,
Ныряя в реку кольцами жемчуга,
Я вскрыл границу на локте голосами хоров,
Ощущая борьбу короны и женщины.
Легкие деньги стали дешевым обрядом,
Мой ботинок щупает бампером гравий планеты,
И ложь давно уже равнодушна к правде,
И лошадь не чувствует нежного прикосновения плети.
Сокровища душ дымятся яствами плоти,
Язычок жаворонка дарит мне яркую кровь,
Под этим заливным видны саги и роги,
Удивляющие погребами твою тонкую бровь.
Семь путей жить и семь дней до наступления ночи,
Дробя числа на луны и семена,
Вырастает дерево из богатой смыслами почвы,
Даря людям плоды безумия и ума.
Хороводы в замке, турниры рыцарей,
Где поэты восходят на трон с кандалами в руках,
Мысленно оглядываясь на просторы истории, И Сирин летит над Граалем с повязкой в глазах.
1911 год

РЕБЕЛ
Мама надела на тебя скользящее платье, -
Никто не уверен, ты Инь или Ян? -
Под маской волненье спряталось в ткани,
Обезоружив даоса переливом бело-огненных граней.
Подросток, под рубашкой которого юное тело,
Среди символов и аксессуаров кубизма,
Ты надел атрибуты любви, тяжелее, чем ветер,
И волосы заплетены в костер нарциссизма.
Нежная походка дрожит от звуков трамвая,
В прихожей - ключ и тона аквамарина,
И Эйфелева Башня закручена локоном кайфа, -
Покрытая лаком винтовая прическа павлина.
Ребел, я так люблю твои кудри,
Когда в зеленых глазах - хищник золотого капкана,
Твой голос, чуть хриплый от облака пудры,
И Малевича Черный квадрат на твоей желтой гитаре.

ДРОЗД
Черный дрозд сидит на ветке коралла,
Поднявшего лапу над изумрудной травой,
То клюнет червячка, то стукнет клювом по лаве,
Освещенный розовым небом перистых облаков.
Весна обдувает крылья сладким волненьем,
Луна бродит монахом в красном вине,
И шепчет в затылок утренним пеньем,
Плывущим рассветом в его глазном дне.
Он занят делом, перебирая тростинки -
С места на место, на этой дикой планете,
Где воздух, кажется, наполнен дерзкой малиной,
И запахом поля в его птичьем чреве.
Стучит и клюет в плотном тумане,
Его воспоминания об оставленном доме
Заставляют мысли вращаться, и цепкая память
Наполняет смыслом зеленоватый шум лесного прибоя.
Укрытый сиянием, ловя зов далекого эха,
Замкнутый в круг рождений и смерти,
Он только поет, изучая строение неба,
Великий и малый среди земли и растений.
И слава дрозда - в его неуклонном упорстве.
Созданный наблюдать человеческим глазом,
Как будто мелодия льется в колодце,
Полет и сверкание черным алмазом.
Перо и время едины в пространстве,
Сигналом природе будет буква атласа,
И медное кольцо играет любовью на пальце,
И этот голос называется танцем.

 ТАНЦЫ НА ЛЬДИНАХ
Я прыгаю смело, боюсь, порвутся штаны,
И это понятно - мир сдвинулся с мертвой точки, он тает, -
Лед превращается в воду, берег давно позади,
И я танцую вверх-вниз на льдинах как Мартовский заяц.
Сердце, стряхнув пепел, бьется в грудной клетке,
И вены дрожат на полноводном повороте,
Ты помнишь, все последнее время мы жили как ветки,
Надеясь протянуть руки в открытые окна…
Смотри, как танцуют эти любовные пары на льду, -
Треск разлома добавляет жидкость из шприца в эйфорию,
Светлый ветер сломал блокаду реки, и я снова бегу,
Между тем, кем я был, и тем, кто вызвал стихию.
Этот медленный Хаос нагромождает образ на образ,
Здесь нет связи, и не работает мой сотовый,
И хотя со стороны кажется, что я хватаюсь за тросы, -
Я только танцую, чтобы сделать тебе видимым остров.

КРОСС МЕЖДУ БОРХЕСОМ И МАРЛЕН ДИТРИХ (ГОЛОГРАММА)  Буги-модуль на лазерном диске,
Бегу кросс между Борхесом и Марлен Дитрих,
Васильки и ромашки в руке тракториста, -
Колхозные просторы окружают этот поэтический триптих.
Помню, что вчера виски покупал в магазине, -
Подпрыгивает на ухабах моя машина-зверь,
Кто-то одет в черное, кто-то одет в синее,
А я, я  начинаю видеть божественный свет.
Проезжаю мимо тонких рук годовалой рябины,
Весенние льдинки плавают в моей голове -
Я делаю умное лицо, улыбаясь любимой актрисе,
И поправляю наушники под шапкой, словно во сне.
В канистрах – спирт для поселковой больницы,
Везу книжки ребятам и тем, кто постарше,
Бегу кросс между Борхесом и Марлен Дитрих -
Кто знает, тот видел – нет деревенских ангелов краше.
И след самолета уходит в небо над дорогой,
Душа в телогрейке, и в мыслях – гармония,
Я призван из колыбели поэтическим словом
Искать аудиторию для своей антиутопии.   

КАМЕРА ОБСКУРА (Рагу для Энди Уорхолла)

Абиссинская принцесса - невеста Пушкина,
Ее секьюрити надели восковые пиджаки,
И Чайлд Гарольд, обернувшись женщиной,
Угощает Фрэнка Заппу абсолютным напитком...
Куда подевались все слуги с золотыми подсвечниками? -
Бродячий пёс забрел в ползущие пески,
И время остановилось, в самом деле,
Камера Обскура у меня в груди,
И Дом Ученых, глядя на Горсад, отвесил дзеном -
Камера Обскура у меня в груди.
Ты можешь танцевать на беззубом полу в мой День Рождения,
Дорога 69 - под музыку гремящих джиннов,
Серебряный папоротник распустился в ванной комнате,
Жнецы устали от вселенского пира...
Я знаю, как вам трудно жить среди фигур,
Смотреть в пространство смертельной тоски,
И все же каждый раз я прихожу сюда с подарками,
Камера Обскура у меня в груди,
И Дом Ученых закурил на ветер остатком нервов -
Камера Обскура у меня в груди.

СОБАКА И РОЗА
Собака нюхала розу, внимательно и осторожно,
Незнакомые мысли вертелись в ее голове,
Стоя на задних лапах, она сосредоточенно водила носом,
Не зная, как называют этот цветок в волшебной стране.
Мохеровая собака, сшитая из лоскутков разноцветной шерсти -
Красные и черные полосы на животе,
Ее острые уши, которые спицы разукрасили ворсом,
Дружелюбно и ласково вслушивались в шорохи кровати и стен.
А роза лепетала и гордо кололась,
Не зная как вымолвить этому дерзкому псу,
О том, что она одинока, но не будет покорна,
Когда ее любят - и это неприлично такому цветку.
Собака улеглась сторожить фантастический призрак,
Готовая предупредить ее малейший каприз,
И роза уснула, испугавшись мохеровой псины,
Надеясь, что завтра та забудет свой вызов и стих.
А назавтра все продолжалось, увы, безнадежно,
Собака носила воду в зубах и поливала цветок,
Молчала, царапала когтями, но роза
Ни разу не упрекнула кусочек мохера за намоченный шелк.
И так как герои были мне симпатичны,
Я долго наблюдал за влюбленной игрой,
Я, честно, не знаю, из чего были сделаны вещи,
Что повернулись однажды ко мне другой стороной.  
1824 год

ЛЕСНОЕ СУЩЕСТВО
Кто ты, девочка или мальчик? -
Я не девочка, не мальчик, я Лесное Существо,
Мой папа - эхо, моя мама - дерево-с-пальчик,
И я смотрю на звезды, когда мне светло.
Я знаю тропы и каменный кварц -
Лишь следы на еловой хвое остаются в снегу,
Мой теплый мех и белая кожа лица
Сегодня спадают, как листва в осеннем саду.
Я танцую среди светлячков в болотном дыму,
Иду как священник сквозь чащу с горящей свечой,
Мои туннели проложены далеко на самом краю,
И боги тропинок хранят первый дождь за плечом.
Здесь нет случайных людей и птиц без судьбы,
И я не боюсь открывать в снах им глаза,
Глубоко в лесной чащобе в ожидании весны
Читаю сказки, бродя вокруг колдовского дупла.  
2001 год

ОБЛАКО
Лежишь на Облаке, как звезда с портсигаром,
Спускайся, поговорим о том, что лежит под ногами.
Я знаю, тебя когда-то интересовали гитары,
Слепые Горгоны в венецианских кварталах.
За ямбы и хореи признателен раскаленному ветру,
Из твоего будуара все видно иначе,
Зачем подставлять щеку в момент оперетты,
В которой есть страсть, но нет оправданья?
Увы, мне не кажется, что Бог рационален,
Откуда быть даме там, где нет неба?
Мороз на дворе, раз ты в одеяле,
И перья прикрыли грех от волненья.
Итак, ты на Облаке. Семь или восемь
Пространств сосчитают друиды и инди,
В амфитеатре твоей спальни считаю колонны,
Где летучие рыбы шепчут о создании мира.
Оставь плеть и лиру, певец сладкоголосый,
Под облаком работает шестернею домкрат,
Кидаем под хвост Пегасу кирпичи и розы,
Могу ли я снова Каноником стать?
Сердца на ремнях иезуитского кремня,
Попасть рукою в твою кандалу,
И тешить молитву в своих языческих песнях,
Монастырский яд принимая ко рту.
Стаканы, бутылки, все падает вниз,
Летит на головы пылких влюбленных,
А им все кажется - это метеорит,
Остывший в корсетах крыш и балконов.  
1972 год  

СПАРТАНСКАЯ ДЕВУШКА
Слушай, что и как она говорит,
Смотри, как и где она идет, осторожно, словно по углям,
Боясь солгать, ее долгая и быстрая жизнь
Сегодня блистает в наивных и полных глазах.
Она училась у мамы делать правильно вещи,
Характер послушный, но взрыв тлеет в руках,
Она как ребенок в темном мире беспечна,
Лишь легкая дрожь выдает пугливую лань.
С лицом природы человеческой тайны,
Открыто, цветок непонятный и близкий,
Уже распустился, наполняясь вселенной до края,
Склонился на землю реального мира.
Защитить, но не дальше порогов любви,
Надеясь на солнце в тенистой дороге,
Догадываясь о сторонах света, ведет овец до воды,
Она вращает твой взгляд неумелой походкой.
Молчит как ступня, скажет, и голос
Еще не освоился в летящих словах,
Как будто сирень протянула ветку для роста,
Она стоит в стороне, где озерная гладь.
И вспышки в ночи слишком ярки для платья,
Пунцовая медь открывает ее жемчужной улыбки врата,
Хрупка и искусна, как древняя арфа,
Когда сладкий шторм бьет в висках в небеса.  
1966 год

СТОУНХЕДЖ
Старуха собирала в долине Солсбери травы для круга,
Время ложилось на мох как синий закат,
Парень из Стоунхеджа присел под каменным дубом,
Там, где Мерлин указал ему Господа штат.
Я верю, что маги обучают лишь женщин,
Их картины движутся вдоль по линиям неба,
Подковы крапленых лошадей оставляют во лбу деcятки трещин,
И Стоунхедж - не дом для юных поэтов.
Ворон на глыбе разгоняет кровь между крыльев,
Рука в перчатке цепко держит прицел,
Жестоко и страстно впившись когтем в мое сердце,
Кричит древним языком на полночном холме.
Он явился с того света тенью и мыслью,
Приняв облик ведущей хороводы над дымом,
Встав из земли ослепительным Стоунхеджем,
Изменил и открыл мне последнее, зоркое имя.
704 год  

Скачать  "Демон", " Иллюзии", "Камера Обскура".